Аида Исмаилова — Бывший вице-премьер-министр КР

— Как оцениваете работу правительства в пик пандемии? Ведь вы начали работу, когда был пик, и в июне-июле произошло массовое заражение кыргызстанцев.
— Я вступила в должность в начале апреля. Правительство Кыргызстана в период с апреля по октябрь 2020 года отработало максимально возможно с учётом состояния общественного здравоохранения. Все мы знаем состояние общественного здравоохранения, какое оно у нас стало за все 30 лет. Отсутствие модернизированной государственной лабораторной диагностической службы, отсутствие элементарно транспортных средств для забора анализов, который ведь надо как-то поставлять и для последующей поставки материала, отсутствие адекватного анализа, прогноза с учётом ситуации в сопредельном государстве. Тогда я ещё была депутатом и неоднократно поднимала вопрос подготовки нашей страны к эпидемии. Всё равно для меня стало неожиданностью отсутствие СИЗов, других изделий, т. е. масок и перчаток. В достаточном количестве они должны были быть, хотя бы для медиков в первое время. К сожалению, было упущено время, когда беспрепятственно можно было заключить контракты на поставку всего необходимого, хотя бы на первое время. С апреля было резко сокращено производство, остановлены авиа-, ж/д транспорт, автосообщения, склады у всех поставщиков резко опустели. Наше правительство на самом высоком политическом уровне решало вопрос по практически каждой поставке: просили соседей открыть границы для перевозки медицинских изделий в нашу страну, зафрахтовали борты для доставки наших граждан из-за рубежа, для поставки медицинских изделий, медикаментов. Вот такая работа была. Но в период ЧП наша работа сложилась при сдерживании количества инфицированных, правительству всё-таки удалось обеспечить проведение тендеров с учётом режима ЧС на поставки лабораторий, оборудования. В перечень оборудования входит компьютерная томография, рентген-аппараты, реанимобили, ИВЛ; также — определить возможности для строительства новых больниц и увеличить фонд COVID-19. Хочу подчеркнуть, что правительство отработало максимально возможно с учётом состояния общественного здравоохранения.
— Когда вы пришли на эту должность, вы сменили Алтынай Омурбекову. Доверие к ней было очень высокое со стороны общественности, но не со стороны государственных руководителей высшего звена, потому что они выразили ей на Совете безопасности недоверие. Когда вас утверждали в парламенте, было сказано, что вы должны стать лучше Алтынай Омурбековой, работать теснее с народом и, может, даже улучшить те результаты, которые были. Вам это удалось?
— Да. Не имею права судить о человеке, который работал до меня, потому что есть этика госслужащего. Я со 2 апреля работала на госслужбе. Госслужащий в первую очередь служит народу, не руководству, а народу. Вот это хочу отметить. Считаю, мы максимально работали, максимально отработали. В первую очередь, эта работа была сделана для нашего народа. Честность — это обязательное качество для любого человека, в том числе и для меня.
— Какое наследие вы получили после того, как были назначены на должность? С чем в первую очередь пришлось работать?
— Я, конечно, попала в очень сложное время. Я получила 20–30-летнее наследие по состоянию общественного здравоохранения. Так могу сказать.
— Вас очень много критиковали, и критикуют, из-за маленького результата. Вы говорите, что сделали всё, что было в ваших силах, но это не было видно для Жогорку Кенеша, потому что во второй раз вас не утвердили.
— Вся работа, которую мы выполнили, информационно не всегда освещалась, не было времени даже рассказать о том, что мы делаем. Раньше я была активным пользователем соцсетей, а в этот раз у нас не было времени даже выпить воды, не говоря уже о пользовании соцсетями. Весь объём нашей работы не отразился полностью даже в прессе.
— Сейчас обозначается, что правительство скрывало факты по умершим и заболевшим. Сейчас работает межведомственная комиссия по распределению гумпомощи, и нынешний вице-премьер-министр заявляет, что есть разница по смертям в несколько тысяч и эти результаты скоро обнародуют. Скрывали ли вы тогда эти факты? В любом случае это же скоро будет известно. Может быть, вы нам расскажете, было такое или нет?
— Правительство никогда не было намерено скрывать какую-либо статистику. Более того, мы объединили статистику, единственные в Центрально-Азиатском регионе. Даже Китай, Россия ведут статистику по лабораторно подтверждённым случаям. Во время пандемии правительство старалось работать прозрачно. Это доказывает то, что я сказала, — что мы единственные в регионе объединили статистику, которая увеличила количество смертей. Есть страны, которые ведут статистику только по подтверждённым лабораторно анализам. Считаю, это тоже один из факторов, который говорит о том, что правительство работало открыто и прозрачно.
— Считаете, что заявление о смертях с разницей в несколько тысяч неуместно?
— Я считаю, да. Получается, в то время многие люди оказывались дома, было позднее обращение, люди погибали и, особенно в регионах, их близкие не отдавали тела погибших для вскрытия, что не один раз обсуждалось в Республиканском штабе. Есть госорганы, которые обрабатывают и считают количество смертей именно от болезни, так как были и сопутствующие болезни. Здесь специалисты должны делать какие-то выводы. Я со своей стороны, со стороны правительства хочу сказать, что в то время правительство не скрывало статистику и тем более было единственным в регионе, объединившим статистику. Судить об этом могут только специалисты.
— Ваша работа выпала на пик. Именно тогда население осталось без внимания правительства. Об этом люди писали в СМИ, в соцсетях. Почему две-три недели не было реакции в начале пика, в начале июля? Почему правительство не взяло инициативу в свои руки и не стало помогать народу, когда он в этом нуждался?
— Правительство с первых же дней взяло инициативу в свои руки. По крайней мере, могу судить только со 2 апреля, когда я вступила в должность, до этого я не была участником Республиканского штаба, который координировал работу во время COVID-19. Хочу сказать, что правительство работало на цифровой платформе «Тундук» для обеспечения продуктами из фонда госрезервов. Правительство также координировало органы МСУ для своевременного предоставления продуктовых пакетов населению. Здесь вы тоже свидетель того, что Министерство соцзащиты очень много раз выносило эту информацию, были фотографии о том, как раздают, как распределяют гуманитарную помощь. В части обеспечения лекарствами правительство приняло Постановление № 178. Оно предусматривало ввоз в страну лекарств без регистрации, по упрощённому порядку. Это тоже работа для населения. Несмотря на это, ГСБЭП КР выявляла факты спекуляции и удержания на складах товара для роста цен. Правительство оперативно отреагировало на запрос населения, так как в срочном порядке из средств республиканского бюджета было выделено 100 млн сомов для 174 пациентов — очередников на гемодиализ. Фонд правительства выделил 150 млн сомов для онкобольных, это тоже было во время COVID-19. Правительство своевременно выплачивало пособии, в октябре увеличило пенсионные выплаты. Вся эта работа делалась во время пика пандемии. Хочу добавить, что противопоставлять наше общество, наших медиков, бизнесменов, детей и пенсионеров правительству, госаппаратам, госслужащим, думаю, немного неправильно, так как мы все составляем наш народ, наше общество. Даже наши граждане, особенно волонтёры, помогали летом питанием, медикаментами, концентратами, что невозможно переоценить, т. е. все граждане, включая правительство, — все мы едины, мы все работали на благо народа. Если перечислять, то очень много, потому что в рамках Республиканского штаба очень много моментов было охвачено: это и реагенты, это и поиски, потому что границы и авиасообщения были закрыты, крупные производители приостановили своё производство, крупные державы просто-напросто скупали все произведённые крупными производителями медизделия, оборудование и т. д. Мы попали в очень сложное время. Там касалось и выделения финансирования, там касалось и наших связей с другими странами, т. е. МИД хорошо отработал, миграция тоже сработала, было много мигрантов перевезено домой. Как раз это всё было в разгар пандемии, а наша работа осталась неосвещённой.
— На ваш взгляд, неинформированность повлияла на то, что никто так и не увидел вашей работы?
— Да.
— Когда был пик, начали менять протоколы лечения. Почему оперативно их не поменяли? О цитокиновом шторме врачи узнали после того, как начали вскрывать трупы. Почему в самом начале врачи-клиницисты не работали с патологоанатомами? Почему тогда не приняли меры, чтобы снизить смертность? В июле люди начали умирать от тромбоза лёгких, но об этом узнали очень поздно — когда умерло много людей.
— В этом вопросе компетентны специалисты, но я со своей стороны, так как была свидетелем этого всего, могу сказать, что COVID-19 оказался новой, неизвестной, высококонтагиозной, мультисистемной инфекцией со стремительным развитием, с продромальным периодом. Продромальный период идёт после инкубационного периода. В первые дни вовлечение в дыхательные системы, развитие пневмонита — говорю «пневмонит», потому что тогда это был пневмонит, — у многих людей протекало бессимптомно, с чем было связано позднее обращение. Также в патогенезе чётко определился тромботический синдром, об этом везде говорилось — о сосудах, капиллярах внутренних органов. Клинические протоколы разрабатывались по мере изучения патогенеза вируса, эффективности лечения. В настоящее время разрабатывается пятая версия клинического протокола, действует четвёртая версия. В первые версии были включены противовирусные препараты, которые позже ВОЗ признала неэффективными. В третью версию включены важные разделы по системным проявлениям инфекции, т. е. со стороны сердечно-сосудистой, пищеварительной, выделительной и других систем организма, а также по психологической помощи и реабилитации медиков. Одновременно были внедрены алгоритмы амбулаторного лечения, это в третьей версии. В четвёртой версии отражён подход клинической диагностики лабораторно неподтверждённой, но клинически проявленной пневмонии. Вы же помните, мы 17 июля объединили две статистики — подтверждённую лабораторно и подтверждённую клинически, и здесь хочу добавить, что в четвёртой версии лечение противовирусными экспериментальными препаратами проводится в рамках исследования с письменного согласия пациентов. Таким образом, разработка изменения клинического протокола — процесс не одного дня. Этим занимаются соответствующие клинические специалисты с учётом мирового опыта. У нас была сформирована целая группа, состоящая из нескольких клиницистов, пульмонологов, эпидемиологов, реаниматологов. Это была большая группа, которая формировала наши клинические протокола во время COVID-19. Министерство здравоохранения постоянно проводило обучение медработников в соответствии с дополнениями и изменениями в клинических руководствах. Также эффективность лечения COVID-19 зависит от многих факторов, в первую очередь от индивидуального состояния, которое определяет само течение инфекции. Клинические протоколы пересматривались каждые два месяца с учётом новых данных в стране и мире. Это не только в нашей стране — по миру есть определённые процедуры формирования клинического протокола, поэтому у нас каждые два месяца с учётом новых данных в стране и мире они разрабатывались.
— Очень много было нареканий по поводу того, что врачи не совсем оперативно получали эти протоколы лечения, даже в регионах многие врачи не были с ними ознакомлены, потому что, как вы говорите, недостаток информации очень сильно отражался на работе госорганов. Один из вопросов — касательно «Тирек», единой системы, которая связывала работу врачей. Вы её остановили. Почему?
— По поводу «Тирек» я хотела сделать отдельный материал, может быть, выставить у себя на страничке. Могу всю хронологию рассказать?
— Да, конечно.
— Второго апреля я заступаю на работу. Третьего апреля мне приносят бумагу, уже оформленную на моём бланке вице-премьера, — якобы моё обращение к руководителю Всемирного банка с просьбой о финансировании двух платформ, основанных на InTech Mobile, и о назначении ответственного за это Гульнуры Торалиевой; я не знала, кто это. Мне это письмо занесли незарегистрированным, без прохождения всех процедур в правительстве. Потом на меня начали выходить и просить связаться со Всемирным банком. Но мне надо было сначала изучить этот вопрос. В то же время мне преподнесли информацию. Я передала это в международный отдел, потом мне предоставили информацию о том, что «Тирек» разработали волонтёры. В то же время эксперт Бермет Барыктабасова написала, что была волонтёрская разработка и её привлекали к ней. У меня появилось непонимание, почему это волонтёрская разработка и почему я должна подписать бумагу — просьбу во Всемирный банк выделить финансирование на разработку этого проекта. Такое финансирование возможно только тогда, когда такую платформу должен был принять госорган, т. е. правительство. Здесь хочу сказать, что есть такое понятие, как «кибербезопасность», и вся информация о СИЗах и концентраторах должна была быть в открытом доступе. Единолично этот вопрос я решать не могла, потому что он касается и информационной безопасности, и безопасности наличия медицинских изделий в стране, поэтому этот вопрос был вынесен на заседании Республиканского штаба. Не понимаю, почему этот вопрос возникает сейчас и где этот «Тирек» сейчас? При выяснении получается, что самого «Тирека» нет и была возможность заработать, скорее всего, на демоверсии, потому что нам показали только демоверсию, но не сам проект. Мы также нашли информацию, что аналогичный проект был реализован в другой республике и за огромные деньги. Поэтому сама платформа «Тирек» вызвала очень много вопросов и единолично по ней решать я не могла. Тем более, когда мне заносят незарегистрированный документ — почему я должна была его подписать? Это тоже могло бы иметь последствия.
— Как распределялась гуманитарная помощь? Сейчас её даже найти не могут.
— Вся поступающая гуманитарная помощь фиксировалась и распределялась комиссионно, то есть при Министерстве здравоохранения была создана комиссия, которая потом ещё пересматривалась в плане состава — включались общественные и неправительственные организации. Разные источники были, которые предоставляли гуманитарную помощь: и международные и правительственные организации, и юридические и физические лица. На сайте Министерства здравоохранения постоянно фиксировалось поступление медицинских изделий и лекарств, информация постоянно там была, с самого начала поступления гуманитарной помощи. Была разработана интерактивная карта, на ней отражалась информация по всем организациям здравоохранения, по каждым областям, по всем регионам, куда распределялась гуманитарная помощь. Последующее комиссионное распределение основывалось на потребности здравоохранения. Вы же в курсе, действовал Республиканский штаб, где участвовали представители, руководители, координаторы всех областей и регионов. Каждый день обсуждался вопрос нехватки СИЗов или оборудования. Если где-то была нехватка, в этот же день вопрос поднимало Министерство здравоохранения, чтобы закрыть эту потребность. В самом начале, когда у нас был дефицит СИЗов, респираторов, прямо в штабе смотрели, где количество немного превалирует, где на исходе, и сразу всё перераспределялось. Не было такого, чтобы какая-то организация здравоохранения или какой-то регион оставались без СИЗов, т. е. мониторинг вёлся каждый день и каждое утро обновлялась информация по организациям здравоохранения, по всем областям и регионам на наличие защитных средств по всем параметрам, которые тоже делятся на перчатки, респираторы, костюмы и т. д. Такая вот информация.
— Всё-таки гуманитарная помощь обрабатывалась, как вы говорите. Но почему не было информации о том, что она дошла до адресата? Сейчас общественное внимание направлено именно на то, чтобы найти следы этой помощи. Должно было прийти около $ 700 млн.
— Вы имеете в виду денежные средства?
— Да.
— Я сейчас говорю о чисто гуманитарной помощи, которая фиксировалась и распределялась. То есть на сайте Министерства здравоохранения размещалась информация о фиксированном поступлении медизделий и последующем комиссионном распределении. По поводу того, что было выделено от международных правительственных организаций в денежных средствах, мне немного некомпетентно отвечать, потому что это касается экономического блока. Вице-премьер по экономическому блоку на то время был Асрандиев. Вопрос к нему. Там было очень много каких-то выделенных денег и целей, на что доноры выделяют. Здесь я некомпетентна, потому что было выделено примерно $ 59 млн на соцблок, это четыре проекта: проект Всемирного банка, реализованный МЧС, программа «COVID-19» Всемирного банка, потом выделили Азиатский банк и Исламский банк развития. В основном на них были закуплены оборудование, реагенты, СИЗы, лаборатории и т. д.
— На социальный блок из всех поступивших средств выделялось только $ 59 млн?
— Да. Видите, здесь была нехватка информации. В то время периодически на брифингах эта информация давалась, даже сам ответственный по этому блоку выступал, давал расклад по всем выделенным средствам. Наш блок, министерство, отчитывался по тому, сколько было выделено, допустим, системе здравоохранения. Информация на брифингах постоянно озвучивалась. Во время пандемии я уже от себя, по-человечески, в очень тяжёлое время пришлось отработать, была смертность, я глубоко соболезную родственникам умершим. Хочу ещё сказать, что именно в тяжёлый месяц правительство стало работать на удалёнке, заболело, около 70 % сотрудников и руководителей правительства, аппарат был недееспособным. Два вице-премьер-министра заболели. Из Министерства здравоохранения министр и замминистра тоже лежали в больнице. Отработали в этот период несколько человек, получается. В республике в руководстве осталось несколько человек в такое тяжёлое время. Я сама хочу эту информацию сказать. Хочу добавить, что эпидемия не закончилась, она продолжается, сейчас только остаётся правильно всё координировать.
— Вы сами удовлетворены своей работой?
— Я сделала всё возможное, я работала 24 часа в сутки, не видела семью, не было выходных. Думать о том, удовлетворена ли я, — не было даже секунды о чём-то таком задумываться. Я только работала.