Фото с сайта радио “Азаттык” (azattyk.org)
- Алмаз Токторалиев 71 год
- Инженер по газоснабжению, работал в СК «ИХЛАС»
Воспоминание дочери Айгуль Токторалиевой
Сопутствующие заболевания: сахарный диабет; другими болезнями не болел. Вёл здоровый образ жизни — не пил, не курил, читал намаз.
У моего отца Алмаза Арзыматовича Токторалиева болезнь началась 25 июня. Вечером у него пропал аппетит. В этот день был день рождения мамы. Он резко встал из-за стола, сказал, что у него пропал аппетит, и попросил только полстакана колы. На следующий день, 26 июня, он пошёл на работу, вечером приехал с мамой и братиком ко мне в Токмак проведать меня, так как я заболела и у меня было тяжёлое состояние целую неделю — температура, ломота в костях.
Он принёс мне гостинцы, дал денег, сказал, чтобы я срочно ложилась в больницу. Вечером 26 июня у него поднялась температура 37,8°. Мама дала ему парацетамол. На следующий день, 27 июня, он опять пошёл на работу. Вечером опять температура 38°. И опять парацетамол дали, чтобы её сбить.
В воскресенье, 28 июня, после обеда опять температура, и опять парацетамол.
В понедельник, 29 июня, он пошёл утром на работу. Эта болезнь очень странная: утром вроде всё нормально проходит, только вечером начинается болезнь… В обед он приехал домой, и с братиком поехал в Сокулук делать рентген лёгких. Сказали, что результаты будут через 1,5 часа.
В этот день в обед приехала мобильная группа и взяла у папы ПЦР-анализ. У него была температура 39°. У мамы и брата анализ не взяли, так как они вдвоём поехали за результатами рентгена. Вечером опять температура поднялась. Так до утра продолжалось.
У нас дома болели мама и братик. Брат начал болеть с 18 июня: температура, потливость, ломота костей. Мама — с 27 июня: температура. Папе, маме и брату по рентген-снимку сказали, что у них хронический бронхит. Мама 29 июня позвонила участковому врачу и сообщила ей, что домашние заболели. Врач сказала, чтобы никто никуда не выходил из дому, пил чай с малиной, с лимоном. Пить побольше жидкости и витамины, ещё бромгексин в таблетках.
30 июня и 1 июля папа ходил на работу до обеда. После обеда у него начиналась температура, сухость во рту. И так до утра. И опять парацетамол.
Сноха позвонила 2 июля в мобильную группу, чтобы узнать результаты. Нам сообщили, что у папы положительный. Мама опять позвонила участковой, чтобы она приехала, осмотрела папу. Трубку взяла её дочь, сказала: «Маму будить надо. Вам срочно? Мама спит». После разговора с нашей мамой участковый врач сказала, что она не может прийти, работает в мобильной группе и чтобы мы позвали другую медсестру для капельниц. Это было, думаю, халатное отношение с её стороны к её должностным обязанностям. Она должна была приехать, осмотреть пациента как семейный врач и найти медсестру.
Я 3 июля договорилась по «великому блату» положить моих родителей в Сокулукскую больницу. В 17:00 брат с женой привезли туда родителей, положили в одну палату в инфекционное отделение. Через час после поступления их обоих прокапали. Не знаю чем, но, по словам мамы, кажется, что левофлоксацином и физраствором. Замерили сатурацию, давление. Папе поставили кислородный концентратор. Не знаю, какая была у папы сатурация при поступлении, но мама говорит, что он еле-еле вошёл в палату, с передышкой, опираясь на стену. Кажется, сатурация была 65, это я из разговоров с папой узнала. После капельницы ему вроде немного лучше стало. Он, бедный, мне по телефону говорил, что в голове чуть прояснилось. И ещё радовался, благодарил меня за то, что я положила его в больницу. Говорил, что всё-таки здесь чисто и стерильно. Бедный мой отец! Если бы он знал, что умрёт здесь.
В субботу, 4 июля, они сдали только анализ мочи, больше никаких анализов у них не брали. Мама, оказывается, всё время говорила врачу, чтобы проверили у папы кровь на сахар, потому что у него сахарный диабет. На что врач никак не реагировал. И мы так и не узнали, какой у него был сахар. В субботу их так же прокапали, 2 раза. Папа лежал под кислородом весь день.
В воскресенье, 5 июля, им сделали капельницы, 2 раза. Папа продолжал лежать под кислородом, врач сказал не убирать кислород. За всё время в больнице папе не прокололи ни гепарин, ни клексан. Обоим не дали ни одной таблетки. Ночью 5 июля папе стало плохо, он всю ночь бредил. Когда мама спрашивала, как он себя чувствует, отвечал: «Жакшы… Жакшымын» — и произносил вслух суры из Корана (келме).
В понедельник, 6 июля, папа не получил утреннюю капельницу. Ни у папы, ни у мамы не взяли никаких анализов, хотя лаборатории уже работали. После обеда пришёл к нему брат, папа попросил сводить его в туалет. Он встал и пошёл, опираясь на брата, хотя не надо было его поднимать. Брат, оказывается, уже спрашивал врача, можно ли папу сводить в туалет, на что врач сказал, что можно. После того как он пришёл из туалета, ему стало плохо. Одышка усилилась. Позвали палатного врача, тот вызвал скорую из реанимации. Пришёл реаниматолог из реанимации, и они с братом повезли папу на машине скорой в отделение реанимации. В реанимации не оказалось рабочего аппарата ИВЛ. Врач отправил моего братика в отделение хирургии за аппаратом ИВЛ. Пока он привёз аппарат — пока там дали разрешение и т. д., — прошло где-то полчаса. Получив аппарат ИВЛ, через пять минут вышел врач-реаниматолог и сказал, что у папы остановилось сердце. Было 14:45.
Меня в этот день в обед выписали из больницы. Я не успела его повидать. Я приехала в Сокулукскую больницу, где находились брат с женой. Маме они ещё не сообщили о смерти папы… Мы дали врачам чёрный пакет. Они его завернули в чёрный пакет и отвезли в морг. Сказали, что тело выдадут через 12 часов.
На следующий день, 7 июля, мы приехали в больницу в 10-м часу, чтобы забрать тело отца и похоронить его на его малой родине, в Таласе. Вот тут и началась канитель. Папу в морге помыли, завернули в белый саван. Но тело нам не выдавали. Патологоанатом написала справку о смерти и сказала, чтобы мы написали заявление на имя директора больницы, чтобы нам выдали тело без вскрытия, по мусульманским обычаям. Без его визы «разрешить» не выдаётся тело умершего.
Директор не дал разрешение на выдачу тела без вскрытия, сказал, чтобы мы с заявлением сходили к заведующей реанимации. До неё мы не достучались, она была занята. В общем, мы крутились по больнице до 14:00, бегая то к директору, то к завреанимацией. Хотя зачем надо было вскрывать? И так был поставлен диагноз «COVID-19». Тело папы было готово уже часам к 11. И до двух часов мы бегали по всей больнице, умоляли директора выдать нам тело папы, но он не хотел даже с нами разговаривать. Я даже согласна была ему заплатить деньги. Нам надо было доехать до Таласа и до заката предать тело земле. Только после всех «звонков» он разрешил нам забрать тело папы. С горем пополам мы выехали в 14:00 в Талас, приехали в 20:00 и похоронили его 20:30. Каково же было наше отчаяние в этот день…
Не понимаю, зачем директору больницы надо было нас так мучить? Мало того что отца недостаточно пролечили, не взяли ни одного анализа, так ещё вдобавок кое-как выдали тело отца.
Хочу сказать, что была полная неподготовленность медперсонала и отделений к приёму больных COVID-19. У нас на руках ещё нет выписки из истории болезни. Почему-то врач даже не соизволил нам её написать и выдать.
Мы с лекарствами на руках не могли элементарно найти медсестру, чтобы прокапаться. Если бы дневные стационары открылись на неделю раньше, может, наш папа и смог бы пролечиться, не умер. Столько вопросов, на которых нет ответа. Если бы… если бы…
