Эмиль Уметалиев — Президент компании Kyrgyz Concept

— Как пандемия повлияла на экономику Кыргызстана?
— Конечно же, отрицательно. Пандемия повлияла на экономику всего земного шара, всех стран, всех народов, но особенно плохо она повлияла на страны с низким уровнем доверия населения к правительству. За несколько месяцев, и в последующие месяцы тоже, стало очевидно, что демократические страны понесли меньший урон, а доверие между населением и правительством даже укрепилось. В странах с авторитарной направленностью, менее развитой демократией и несложившимся парламентаризмом, как в нашей стране, наоборот, доверие к правительству снизилось, разрыв в том, как представляют себе складывающуюся ситуацию представители правительства, государства и само население, очень большой. Конечно же, пандемия повлияла отрицательно, но в нашем случае на нашу страну и страны Евразийского экономического союза, наверное, не столько пандемия, сколько региональная и геополитическая ситуация, складывающаяся в связи с политикой изоляции России и её ближайших союзников, а также санкциями по отношению к России из-за её политики последних лет, повлияла даже больше. Многие исследователи и эксперты говорят, что политика противостояния между державами навредила гораздо больше и привела к большим потерям.
Негативный эффект в Кыргызстане был ожидаем ещё до пандемии из-за того, что в начале 2000-х, особенно с 2012–2014 годов, Кыргызская Республика вошла в Таможенный союз, в последующем — в Евразийский экономический союз и политика тарифных и нетарифных барьеров по периметру этого союза, отделяющая нас от экономики и населения других стран всего земного шара, уже проявляла отрицательное воздействие. Всё происходящее в настоящее время очень трудно отделить, но большая часть негативного эффекта — от вступления в Таможенный и Евразийский экономический союзы.
— Кыргызстан — один из немногих, кто закрыл деятельность прибыльных компаний в марте-апреле. В мае-июне некоторые предприятия возобновили работу. Как это происходило и как это повлияло на их работу? Есть информация, что некоторые компании сейчас, например, вынуждены закрываться, потому что по итогам года вышли с отрицательным экономическим результатом.
— Я бы не стал связывать наши отрицательные результаты именно с тем, что мы закрылись в апреле-мае. Мы не знаем точно, какой был эффект. Поскольку закрытие предприятий в мае-июне дало шанс как минимум психологически подготовиться к пику пандемии. А вот как мы воспользовались тем, что мы сдержали развитие массовой пандемии и пик наступил в июне-июле, это другой вопрос. Локдаун был нужен, чтобы население и службы здравоохранения имели шанс не быть застигнутыми врасплох, чтобы страна и государство могли мобилизоваться и подготовиться к пику пандемии. Вот с этим у нас были проблемы. Мы сейчас не можем сделать вывод, что локдаун спас нас от пика, несмотря на экономический урон, но в то же время видим, что наше правительство использовало время бездарно, поэтому в июне-июле к пандемии население психологически было готово, но организационно — нет. Правительство, госслужбы и органы здравоохранения не провели все организационно-подготовительные мероприятия, растерянность всех лечебных учреждений была налицо. Количество смертей и рост заболеваемости говорили о полной беспомощности правительства и государства. Меры, даже разумно, может быть, принятые в первые два месяца, потом из-за неправильной мобилизации ресурсов, неправильного их использования, неразумного направления финансовых ресурсов и особенно иностранной финансовой помощи привели не только к большому количеству летальных исходов, но и масштабному и отрицательному экономическому эффекту. После, в течение 4–5 месяцев и до сих пор, пандемия всё ещё отрицательно влияет: не все предприятия сейчас работают в полную силу, некоторые, работающие в сфере транспорта, туризма и развлечений, либо закрыты, либо работают частично, либо потеряли значительное количество рабочих мест. Но всё равно есть понимание, что отрицательный эффект от пандемии наслоился на тот отрицательный эффект, который и так развивался из-за изоляции экономики ЕврАзЭС, членом которого является Кыргызстан. Санкции, которые наложили на Россию, нестабильный курс валют стран ЕврАзЭС, нестабильность цен на их энергоносители — все эти факторы усугубили положение. И даже если бы пандемия гипотетически мгновенно остановилась, то геополитическая изоляция, наложенные санкции и противостояние России со всеми её близлежащими соседями, кроме членов ЕврАзЭС и основных торговых мировых партнёров, всё равно отражались бы отрицательно на нашей экономике.
— Вы говорили, что в период пандемии были поступления от самых разных международных фондов. Есть информация, сколько средств получил Кыргызстан и прозрачно ли они распределялись?
— У меня нет точной информации, кроме той, что мы знаем из СМИ. Несколько сотен миллионов долларов кажется, до $ 700 млн, если не ошибаюсь. Все мы знаем, что в первые месяцы не было прозрачности, не было точной информации, как эта помощь распределяется. В последующие месяцы с большим опозданием в СМИ появилась информация, что незначительную часть этих средств направили адресно на защиту от пандемии, на нейтрализацию её последствий и на защиту здоровья населения. Более значимая их часть ушла на содержание госорганов, что обоснованно критикуется и СМИ, и населением, и новым правительством, которое использует это как критику предыдущего правительства, как козырь для преследования предыдущих представителей власти.
— Но есть ли для этого основания?
— Основания есть. Думаю, они будут значимыми до тех пор, пока не проведут очень серьёзные, детальные расследования для полной прозрачности и подотчётности. И даже задним числом достичь нужного уровня прозрачности и подотчётности не получится — какие-то детали не всплывут во время расследования. Всё равно время, когда прозрачность была значима для психологического восприятия ситуации населением и социально-экономических последствий для населения, будет упущено. Уже сейчас можно говорить о недопустимой халатности представителей правительства и госорганов.
— Вначале, когда пандемия застала нас врасплох, правительство открыло ещё один государственный счёт, на который граждане могли переводить деньги. Тогда сказали, что многие бизнесмены перевели деньги на борьбу с COVID-19. Это было добровольно или принудительно?
— Не знаю. По большей части счёт не вызвал доверия ни в начале, ни в конце. Идея такого счета никогда не оправдывалась. В условиях низкого доверия к правительству и госорганам такие идеи никогда не работали в нашей стране несмотря на то, что это не первый прецедент, не первая попытка. Не сработало и в этот раз. Возможно, есть примеры, когда такое делали по принуждению испытывающих вину или обоснованный стыд единиц представителей экономических субъектов. Или это были аффилированные лица, желающие создать нелепый прецедент, или очевидно коррумпированные субъекты, пытающиеся так откупиться и стать аффилированными с определёнными представителями власти для поддержания популизма этой власти. Но в целом это не поддержали, не поняли и не приняли. И в конце концов результат был ничтожным.
— В самом начале говорили, что государство поддержит бизнесменов и предпринимателей. Ощущалась ли его поддержка?
— Были разговоры, но существенно в экономическом смысле и в смысле защиты свобод для развития предпринимательства ничего конкретного не сделали и не делают, а конструктивные предложения лишь озвучивают, записывают, но преимущественно игнорируют. Если и делали шаги навстречу, то больше популистские, декларативные. Не могу свидетельствовать, что кто-то возлагает надежды или признателен и пользуется нужными решениями правительства. Нет, такое не наблюдается, я не свидетель.
— С какими экономическими результатами мы завершили 2020 год?
— Не смогу сейчас назвать цифры, но знаю, что результаты у нас плохие. Плохие результаты у всех стран ЕврАзЭС. Очевидно, что 2021 год тоже будет трудным.
— Какие последствия 2020 года ждут нашу экономику? Есть надежда, что в этом году мы наберём обороты?
— Надежда всегда есть, но пока не чувствуется реальных действий правительства, которые бы укрепляли эти надежды. Есть некоторые члены правительства, чьи встречи и коммуникации с бизнес-сообществом могут вселять относительную надежду. Например, господин Новиков проводит ряд встреч и его коммуникации находятся в русле желаемых предложений. И его попытка выслушивать предложения бизнес-сообщества конструктивная. Но не чувствуется, что ныне представленная политическая команда действует согласованно и все органы власти поддерживают единый курс свободы экономической деятельности частного предпринимательства, поддерживают то, что могло бы помочь быстро реанимировать малый и средний бизнес, индивидуальное предпринимательство, чтобы дать людям возможность иметь экономическую устойчивость. Нет, этого не наблюдается. Напротив, есть противоречивые сигналы, особенно со стороны силовых структур и правоохранительных органов. Их вмешательство в экономику, рецидивы их участия в разоблачении коррупции, как они заявляют, имеет двоякий смысл. С одной стороны, как и обещали населению, это пресечение коррупции, но с другой — эти примеры недостаточно прозрачны и грешат чрезмерным применением силовых приёмов и репрессивных методов, что позволяет, и заставляет, усомнится в том, что эти меры полезны и необходимыми для того, чтобы придать устойчивость экономике и дать надежду её субъектам. Ситуация воспринимается двусмысленно, поэтому приток прозрачных инвестиций и реанимация экономической активности основных субъектов экономической деятельности внутри страны всё ещё под вопросом.
В последние месяцы и даже годы самая тревожная ситуация складывается из-за судебной системы. Она демонстрирует полную зависимость от исполнительной власти. Отсутствие независимости судебной системы приводит к тому, что нет баланса и справедливого рассмотрения экономических споров, что принцип презумпции невиновности абсолютно не соблюдается и любая попытка оперировать к закону и презумпции невиновности со стороны экономических субъектов, особенно частных, не даёт никакой защиты. Судебная система рассматривает все вопросы и выносит вердикты только в пользу репрессивных претензий исполнительных органов, особенно налоговой системы и силовых структур. И это очень опасная ситуация: теряется доверие к справедливости и любой форме защиты от репрессивного аппарата.
— Уже после пика на бизнес оказывали давление, чтобы он уплачивал налоги, или же, наоборот, были налоговые послабления?
— Эти налоговые репрессии начались в 2018 году, и особенно большой пик пришёлся на 2019 год. В 2020 году, несмотря на пандемию, незащищённость, потерю рабочих мест и доходов, очень многие споры продолжались. Они оставались на том же уровне, как и в 2019 году. Поэтому пандемия никак не помогла бизнесу относиться с какой-то долей справедливости к тем, кто призывал к презумпции невиновности. Насколько мы информированы, все экономические субъекты остались, и остаются, незащищёнными. В том числе во время судебных тяжб, которые продолжались в период пандемии.
— Говорили, что дадут налоговые послабления всем субъектам предпринимательства, как и отсрочку по кредитам…
— Это же не правительство решает. Оно только могло помочь в переговорах и проведении разъяснительных работ. Кредиты выдают в рамках коммерческих отношений между двумя экономическими субъектами. Со стороны правительства какая-то воля, разъяснительная работа, может быть, была, но в целом экономические субъекты сами между собой продолжали договариваться, чтобы прийти к балансу интересов с обеих сторон. Не всем удалость достичь этого баланса, но по крайней мере это прошло более или менее компромиссно. А насчёт налоговых послаблений не могу свидетельствовать, что есть значимая поддержка с помощью налоговых регуляций. Наоборот, есть предприятия, которые лишились доходов, но не хотели закрывать все рабочие места. И несмотря на отсутствие доходов, компании продолжали содержать некоторые рабочие места, выплачивая, по сути, пособия. По форме это была заработная плата, но на самом деле это были пособия. И правительство, вместо того чтобы сказать: «Мы вам не можем помочь, но так как вы друг другу помогаете, вы можете не уплачивать налоги», не смогло освободить предприятия от налоговых притязаний. Правительство продолжает взимать налоги с любой заработной платы, даже если она, по сути, является пособием для тех, кто не получает доходы. Правительство не отказалось от налоговых притязаний даже в отношении тех предприятий, которые остались без доходов и терпят убытки, но пытались сохранить рабочие места с помощью пособий. Не в силах самостоятельно помочь, правительство даже не обратило внимание на то, что предприятия помогали своим сотрудникам, а продолжает взимать налоги с той помощи, которая формально оформляется как заработная плата.