Гулумжан Жумамудунова — Медсестра-волонтер

— Меня зовут Гулумжан Жумамудунова, мне 24 года. В 2017 году окончила Нарынский медицинский колледж. После окончания факультета медицинских сестер проработала в скорой помощи города Балыкчы до 2019 года, с 2019 года работаю медсестрой в частной клинике в Бишкеке.
— Почему и как вы присоединились к волонтерам в разгар пандемии?
— Мы ушли с основной работы на 10 дней, чтобы работать волонтерами. Когда болезнь обострилась, первого июля нас распустили, и в тот же день, во второй половине дня, я начала выходить сама, живу в Киркостроме, начала ходить в близлежащие места делать внутримышечные, капельные инъекции заболевшим. В день ездила в 7-8 домов на такси. Звонили знакомые и просили съездить по разным адресам, подумала, что у нас не хватает медперсонала, поэтому решила пойти добровольцем. Затем, 2 июля, я познакомилась с Тынчтыком Алтымышевым. Они начали движение под названием «Элден элге», Тынчтык Алтымышев оставил мне форму и сказал: «Таких добровольцев, как ты, много». Они открыли группу в WhatsApp, назначили диспетчера, водители-волонтеры тут же стали нас развозить по адресам, так мы начали работать. Вы не поверите, но с 2-7 июля с раннего утра до 16-17 часов вечера работали, отдыхали по 1-2 часа, от силы 4 часа.
— Что на это сказали другие члены вашей семьи?
— Ничего не сказали, потому что я еще в студенческие годы занималась волонтерством. В студенческие годы я вступила в Общество Красного Полумесяца в Нарыне, где помогала людям, чем могла, раздавала гуманитарную помощь, моя семья не возражала против моего волонтерства. Они поддержали меня и сказали: «Надевай защитную форму, ешь вовремя, заботься о себе», но никогда не слышала, чтобы они говорили: «Зачем тебе выходить, если тебе не платят?». Однако мои одноклассники и друзья боялись заболеть и говорили мне подобные слова, думаю, что совсем не боялась болезни.
— Вы видели больных людей, видели, как умирают люди и не испугались?
— Теперь, когда я думаю об этом, тогда не было никакого страха, поверьте мне, я сама сейчас сильно удивляюсь тому, как сильно верила в себя. Но я не смогла сидеть дома, видя мучительное положение людей. Как можно сидеть дома, если можешь помочь людям, когда вспоминаю, мне становится страшно, а тогда не боялась.
— Что вас удивило?
— Я сама соня, но в то время спать не хотелось. Последние 4-5 суток по дороге из одного адреса на другой, засыпала в машине, тогда только поняла, что устала.
— Когда вы работали с людьми, что вас удивило, что осталось у вас в памяти?
— Я запомнила, что в нашей стране ты не нравишься людям, даже если работаешь бесплатно. Были люди, которые ругали нас, обвиняя, что мы специально заражаем болезнью, тяжело было слушать такие высказывания в свой адрес, как «заражаешь свой народ вирусом».
— Кто сказал такие слова?
— Больные засомневались, «Не может такого быть, почему вы бесплатно работаете, над вами кто-то есть», говорили они, смеялись над нами, говорили, что нас нанял какой-нибудь депутат или политическая элита. Таким образом, по их словам, мы оказались политизированными, мы старалась объяснить, что мы добровольно выходим работать. Для меня их слова были обидными.
— Что вас радовало?
— Многие благодарили, мы же ездили к зараженным домой, они не знали, чем угостить, давали деньги, а мы говорили, что не берем денег. Представляете, в то время были люди, у кого не было совсем денег. Некоторые давали деньги на бензин, даже догоняли на своей машине, заправляли нашу машину бензином, давали защитные формы, некоторые обеспечивали продуктами. Такие поступки радовали нас, запомнились нам навсегда, теперь радуюсь, что помогла людям.
— В те дни почувствовали заботу власти?
— Нет, как и все волонтеры, мы сами все старались делать, считаю, что вышли из данной ситуации, благодаря поддержке таких людей как Тынчтык Алтымышев. По инициативе Алтымышева открылась обсервация «Ынтымак», тогда приехала Аида Исмаилова. Она приехала по многочисленным просьбам людей, мы не получили помощи от правительства. Что бы мы ни делали, транспортом, едой и другими мелочами обеспечивал Тынчтык Алтымышев, он бегал, искал, доставал.
— Какой вы были до пандемии? Что изменила пандемия?
— В начале карантина, в марте, я хотела тоже помогать, но брат был против, не пустил меня, я послушалась брата. Близкие были против, говорили: «Все убегают от болезни, а ты навстречу к болезни бежишь», я была уверенна в себе, поэтому вышла работать. Оказывается, нам никто не поможет в трудную минуту, люди только сами друг другу помогают, люди один на один остаются с проблемой. Какие бы трудности не были, люди сами преодолевают их, это я заметила в июльской ситуации с COVID-19. Эта болезнь не смотрит на статус людей, заражались все, вы сами видели, будь ты у власти или простой человек, деньги тоже не помогут. В домах, которые я посетила, также были люди, работающие на высоких государственных должностях, и в одном доме болели три человека. Я лечила одну женщину, которая работала в Министерстве внутренних дел, после этого она сказала кому-то: “Гулумжан спасла нас”. Тогда я поняла, что никакие деньги, власть и прочее не спасут человека от болезни.
— Каков социальный статус домов, которые вы посещаете? Смогли ли вы сделать наблюдения?
— Я была в разных семьях, была у людей, которые работали на высоких постах, у людей со средним достатком, у простых людей. Я не выбирала, потому что болели все.
— В то время мы все были в депрессии и стрессе. Что первым приходит на ум, близкие? Какие мысли приходили, о чем вы думали?
— В первую очередь, я думала о здоровье больного человека и о том, чтобы он не заразил своих близких. И каждый раз, когда я была одна, я звонила им с тревогой. В основном меня волновало здоровье каждого заболевшего человека, здоровье моего народа.
— Были умершие среди больных?
— У меня не было умерших. Я отвозила в больницу одну пожилую женщину, она была в тяжелом состоянии, мы бегали, хотели спасти ее, водитель нашел кислородный аппарат, мы подсоединили ее к нему на пару дней, потом снова отвезли ее в больницу, через неделю она умерла. Звонила дочь той женщины, очень сильно плакала.
— Были ли инструкции по лечению со стороны государства, того же министерства здравоохранения, или вы вводили то, что говорили пациенты?
— Нет, мы вводили инъекции строго по указанию врача. Мы перед диспетчерами поставили задачу, чтобы они добывали точную информацию, чтобы мы не ездили к тем, у кого не было назначения врача. У пациентов, которые нам звонили, мы спрашивали: «Имеется ли назначение врача?», только после положительного ответа, мы ездили к ним.
— Теперь ваши больные выздоровели. Встречались ли с ними или общаетесь?
— Пишут по телефону, спрашивают о делах, выражают благодарность, многие после выздоровления уехали на отдых за границу или в села.
— Гулумжан, о чем вы теперь мечтаете?
— Просто радуюсь, что все встало на свои места.
— Но говорят, что будет еще одна волна? Разговариваете ли о подготовке к ней?
— Мы в мобильных группах разговариваем, в любой день готовы к работе.
— Произошли изменения в личной жизни? Заболели, может быть, встретили свою любовь?
— Вечером 18-июля поднялась температура, пропал аппетит, за пару часов температура поднялась до 38, но через некоторое время спала. У меня была слабость, начался кашель, 22-июля наш координатор, узнав мою ситуацию, поставил меня в очередь на КТ в ЮРФА. Прошла КТ, легкие были чистыми. Но кашель не прекращался. Пролежала в обсервации «Ынтымак», но родители, близкие не узнали о том, что я заболела. Семь дней мучилась, очень трудно было восстановиться, как только выздоровела, я поехала на вызовы к больным. В данное время иногда есть вызовы.