Гуля Алмамбетова — Бывший советник мэра города Бишкека

— Вы с первых дней пандемии были на передовой рядом с мэром. Можете рассказать, с чем вы в первую очередь столкнулись, с какими проблемами, когда всё навалилось на наш город, когда в Бишкеке ввели режим ЧП и после него?
— Азизбека Суракматова считаю современным и грамотным управленцем. Первую оценку и прогноз мэрия сделала ещё в ноябре.
В ноябре и начале декабря 2019 года мы начали формировать алгоритмы, в первую очередь для предпринимателей, чтобы уже в декабре началась хоть какая-нибудь диверсификация экономической деятельности. Уже было очевидно, что пандемия будет больше, чем ожидали люди во всём мире. Действительно, никто не верил, и первая проблема, с которой столкнулся сам мэр, — он, можно сказать, в декабре остался в одиночестве. Когда он отправил городским бизнесменам внятное послание, что 2020 год будет тяжёлым и будет кризис, первая реакция поступила незамедлительно. Его тут же вызвали на ковёр и очень ясно дали понять, что не надо сеять панику и лезть вперёд батьки. То есть дали предупреждение, а прогноз и предложение изменить типы деятельности некоторый класс управленцев воспринял чуть ли не как саботаж и провокацию. Эта вечная «ревность» очень серьёзно дальше повлияла на решения штаба.
Когда был создан Республиканский штаб, две столицы Кыргызстана, основная и южная, могли бы уже более серьёзно подготовиться. И в условиях двусмысленности верхнего управления мэру было вдвойне тяжелей принимать решения. И очень интересный подход был у людей, которые формировали собственные сценарии для обыкновенных людей. То есть для нас, жителей и города, стало очевидным, что будет почти военный подход, потому что Республиканский штаб возглавил не такой человек, который должен заниматься предупреждением кризиса и превентивными мерами, а самый настоящий пожарный. То есть как может предупреждать пожар человек, которому, собственно, нужен сам пожар? (Кубатбек Боронов. — Прим.) Очень серьёзно повлияло и то, что мы всё время, с самого начала и до конца нашей отставки, грубо говоря, находились под прессингом людей, которые принимали решение по двойным, тройным, иногда даже по множественным стандартам. Главная проблема, с которой мы столкнулись, — абсолютное непонимание природы вируса. Никто не сделал выводов ни по испанскому гриппу, ни по локальным эпидемиям, которые возникали даже в нашем Кыргызстане. У нас три или четыре года назад была вспышка кори, а это тоже вирусное заболевание. У нас были и другие заболевания, с которыми сталкивались животноводы, например вспышка ящура. Но вспышки были локальными, и их опыт потом не транслировался как опыт для заимствования, в том числе управленцами.
Это очень серьёзно повлияло. Поэтому сложности были в том, что при принятии решений очень мало прислушивались к специалистам, профессионалам, которые понимали, как нужно действовать в такой обстановке. Речь идёт, конечно, об инфекционистах и эпидемиологах, о патологоанатомах. Но тем не менее в городском штабе, помимо реализации решений Респштаба, Азиз Эмильбекович сформировал своеобразную панельную экспертизу внутри муниципалитета — систему, при которой после каждого заседания Республиканского штаба он выслушивал в первую очередь мнения медиков и эпидемиологов. Можно сказать, что именно такой внутренний рефлексивный формат позволил избежать многих последствий карантина.
Действительно, жители Кыргызстана будут абсолютно правы, если они смело предъявят претензии правительству, Республиканскому штабу и, разумеется, президенту за весь тот период ЧП, который мы пережили. Да, можно было бы лучше подготовиться, избежать многих смертей. Потому что была возможность ещё в марте начать строить инфекционную больницу, например мобильного, корпусного-каркасного типа. Мы бы за два месяца со строительством справились. Но мы бились о глухую стену. Более того, мы, муниципалитет, даже нашли инвесторов, которые были готовы в режиме ЧП помочь развернуть мобильные госпитали, но нам просто не дали этого сделать, не разрешили.
Управление процессами было таким, что не принимались серьёзные решения для спасения людей, некоторые штабы порой просто служили площадкой никчёмных донесений.
Очень серьёзная проблема была и по донесению сигнала. Мы вообще считаем, что главная ошибка марта была в том, что самый главный инструмент доведения информации — СМИ — оказался в полном параличе. СМИ не аккредитовали, они давали дозированную информацию. Собственно, это повод для массовых исков правительству именно потому, что информация очень чётко отслеживалась, не разрешали давать какие-то полезные внятные сведения, у журналистов элементарно не было возможности ездить в свои студии, на свою работу. У них не было пропусков, была незаконно очень ограничена их деятельность. Они не смогли людям объяснить главное правило во время пандемии — не допускать самолечения. И это привело к очень тяжёлым последствиям, погибли люди, и они продолжали умирать.
Что касается экономического компонента ЧП, он, несомненно, был крайне тяжёлым уже примерно в середине марта. Было понятно, что очень много планов, которые нужно реализовать в рамках жизнедеятельности города, просто не реализуются. Потому что уже шли потери по многим показателям, уже было много пострадавших предпринимателей малого и среднего бизнеса, которые не могли выполнять свои обязательства. Эти карантинные меры имели, и имеют, очень серьёзные последствия.
Даже в системе пропусков были странности: почему-то они выдавались в первую очередь тем, кто не помогал людям и не принимал решений. Лично видела, работая в комендатуре, как депутаты штурмовали комендатуру и заставляли выдавать для своих компаний пропуски. В пропусках нуждались люди, которые занимались поставкой продовольствия. В них нуждались эпидемиологи, которые не могли приехать, уехать, а им нужно было круглосуточно это делать. Наши аварийные службы тоже получили с опозданием. Каждый пропуск городская служба выбивала с диким боем. Главная ошибка была в том, что систему пропусков создали на очень небольшой базе, в секретариате работали всего два человека и, конечно, бизнес-процесс никак не был построен. Это предмет для серьёзных размышлений. Увы, у нас законодательство, многие НПА (нормативно-правовые акты. — Прим.) устроены так, что полнота власти целиком принадлежала военным и милиции. Ничего против не имею, но правоохранительные органы принимают решения немножко по другому формату, поэтому было сложно.
Самое главное, что произошло во время карантина: мы чётко уяснили, что у закрытости ряда госструктур и органов МСУ очень серьёзные последствия для конечного потребителя —простого гражданина, простого жителя.
И если бы все информационные системы были открыты, у людей бы было больше возможности заниматься подготовкой, начать те же меры по укреплению здоровья, заняться спортом, освоить новые скиллы (навыки. — Прим.) по онлайн-деятельности.
Ещё одна очень серьёзная проблема была, её не решили и на сегодняшний день; она обнажила очень-очень катастрофическую ситуацию, на которую, хочу настоять даже, мы все должны обратить внимание. Это качество психологического, психического здоровья населения. Этот онлайн-формат обучения детей… Всё время об учениках говорят, что они мучаются онлайн. Это был первый звоночек, но его никто не услышал. Сейчас декабрь 2020 года, и до сих пор его не слышат. И последствия будут гораздо хуже, чем при кризисе экономики. Потому что здесь три страдающие стороны: педагоги, дети и, главное, родители — родители, которые остались без работы, родители, которые находились, и будут находиться, в этом кризисе ещё ближайшие полгода, год.
Мы не оправимся ещё долго, мы находимся в состоянии неизвестности, нестабильности. Эта общенациональная депрессия стала одним из стартёров беспорядков, которые случились у нас в октябре в нашей стране. Штаб вместо того, чтобы разъяснять, пугал, пугал, пугал и допугал до того, что энергия массы, энергия людей рванула и прорвалась. И уже все забыли и о вирусе, и о лечении, и о медиках.
Поэтому одно из наших направлений, на которое дал добро Азиз Суракматов, — поставить под штыки наших школьных психологов. У нас была задача не допустить сильной депрессии педагогов, родителей и детей. И очень серьёзно подняли статус психологов. К сожалению, не в наших руках оказалось материально стимулировать их точно так же, как медиков. Лично я очень надеюсь, что кто-то потом на это обратит внимание и психологическая защита граждан Кыргызстана выстроится на новом уровне. Нельзя пренебрегать психическим здоровьем людей в стране с неразвитой экономикой.
«Благодаря» очень неумелым алгоритмам Республиканского штаба, именно в марте были заложены основы массового заражения медиков, когда выполняли задания Республиканского Штаба, который, не понимая процессов, требовал от докторов проверку симптомов температуры въезжающих и выезжающих людей. Квалифицированные врачи, квалифицированные медики — все подверглись риску благодаря действиям штабов. Медики в марте не знали, что у них будет доплата, они молча выполняли свой долг. Это сейчас каждый медик может гарантированно получить за работу в «красной» зоне доплату. В марте этого не было, это было время самоотверженного подвига всех медиков без исключения: стоматологов, фельдшеров, медсестёр, санитарок; всех отправляли на войну, на блокпосты. Людей не хватало и на вторые, третьи смены. ГУЗ (городское управление здравоохранения. — Прим.) в лице Бактыгуль Исмаиловой просто выполнял каждый день тупые задания Республиканского штаба. Можно даже сказать, что это были не задания. У Азиза Эмильбековича есть очень хорошее качество: он умеет задания превращать в такое, человеческое техническое задание, которое хочется выполнять. Подвиг медиков, которые выдержали эти бесконечные дежурства, никто до сих пор не оценил, но, думаю, каждый из них выполнил клятву Гиппократа на все 100 %. Они мои герои…
— В период карантина город был исключительно в руках мэра и коменданта. Эти две структуры диктовали, что делать. Решение принималось в Республиканском штабе или же на уровне мэра и коменданта?
— Всё было гораздо проще. Мэр как гражданский управленец был практически исключён от процесса принятия решений. Все решения принимал Республиканский штаб, исключительно самим господином Кубатбеком Бороновым, который советовался только с главнокомандующим Сооронбаем Шариповичем, а машинкой исполнения его решений был комендант Алмазбек Орозалиев, т. е. эти три человека принимали решения. Мы были вынуждены выполнять решения коменданта. А что вы хотели во время ЧП?
— Вы им отсылали предложения о том, что так, например, было бы лучше? Не так, как они делают, а так, как нужно бы решать при режиме ЧС? Были ли такие попытки хотя бы?
— Несомненно, одним из прорывов городского штаба и его руководителя Азиза Суракматова было стремительное открытие дневных стационаров! Это было исключительно его решение. Когда проходили март, апрель, май и июнь и стало очевидно, что никто не собирается строить госпитали, наш мэр просто принял решение подготовить площадки. За сутки сделали все необходимые мероприятия. Не дожидаясь письменного приказа, Азиз Суракматов открыл стационары, начал спасать людей. И тогда, и сейчас, считаю, это было очень серьёзным, самостоятельным решением главы муниципалитета. К тому моменту уже не хватало медиков, глава Горздрава лежала в реанимации с СOVID-19, ставшая потом вице-мэром Виктория Мозгачёва чётко организовала рекрутинг специалистов и смогла начать борьбу за выплаты медикам.
А в команде президента единственным вменяемым человеком была Назгуль Ташпаева, которая с командой «иностранных агентов» в лице фонда «Сорос — Кыргызстан» смогла наладить работу службы 118. Ещё хочется поблагодарить городские службы: Кыргызтелеком, Северэлектро, БГТС, MegaCom — за то, что помогли мне за пять (!) часов развернуть новый колл-центр, который однозначно помог многим горожанам. Это было круто!
И да, эти решения особо не санкционировались сверху, они показывали хороший результат, и Респштаб вынужден был их принимать и транслировать опыт в регионы. Мы иногда побеждали.
— В Бишкеке очень много было заражённых медиков, потому что именно столица принимала тех, кто прилетал их разных стран. Особенно пострадали медики ЦСМ. Вы разбирались, почему так произошло? И кто в этом виноват?
— Как уже сказала, в этом был виноват Республиканский штаб, который требовал уменьшить статистику. Вместо того чтобы разбирать процесс и природу заражения, обратить внимание на заключения эпидемиологов, которые выполнили работу на отлично, акимы и губернаторы вынуждены были тратить время и выяснять цепочку заражения от начала до конца. Встречали прибывающих, заселяли, потом гонялись за людьми Да, эпидемиологическое расследование было нужно, но ведь это работа других специалистов!
Важная пометка: у нас создался добровольный штаб цифровых технологий, где сидели и Дастан Догоев, и Алтынбек Исмаилов, и наши айтишники, и руководители сотовых компаний по IT-сфере. Они быстренько разработали мобильное приложение, по которому можно было отслеживать каждую точку заражения, но так как у Республиканского штаба было очень мало компетенции в том, что такое цифровые технологии и мобильный контроль, то он этому не доверял, заставлял сотрудников местного самоуправления и врачей контактировать с каждым заражённым, гоняться за каждым из них. Почти 60 % людей указывали неправильные номера и неправильные адреса. Это был какой-то кошмар, а не улучшение статистики. Все боялись испортить статистику, все пытались скинуть заболевших людей на тот или иной регион, чтобы Республиканский штаб не ругал.
Вообще, считаю, это было преступлением. Республиканский штаб занимался только уменьшением статистики, поэтому в этой ситуации пострадавшими оказались в первую очередь три категории: во-первых, сами люди, которые стали носителями вируса, во-вторых, медики, в-третьих, эпидемиологи. Есть и четвёртая категория, которая должна была всё обеспечивать, — это сотрудники местного самоуправления.
— Получается, с уменьшением статистики мы не решили вопрос борьбы с коронавирусом, а даже, наоборот, ухудшили своё положение в борьбе? И это привело к событиям в июле, так?
— Да, именно так! Это абсолютная, стопроцентная ответственность главы Республиканского штаба и нашего главнокомандующего, с которыми советовался Кубатбек Боронов. Когда члены штаба пытались формировать дискуссионный формат, чтобы предложения вносить, Кубатбек Боронов чётко говорил: «Я с главкомом посоветовался, он сказал так. Пусть будет так». Твёрдо считаю, что Боронов должен понести полную ответственность за «чёрный июль» 2020 года.
— Как видим, сейчас только бывший министр здравоохранения несёт какую-либо ответственность, потому что только он за решёткой.
— Систему принятия решений выстроили с самого начала неквалифицированно, неграмотно, неоперативно. Каждое звено, которое принимало решение, лишь подчинялось вышестоящим звеньям принятия решения. Именно поэтому, наверное, понимая всё, наш мэр пытался выстраивать параллельную систему деятельности, но так, чтобы она была в рамках правового поля. Но было крайне тяжело. Как человек, который участвовал в заседаниях Респштаба, видела, как тогда, когда была дорога каждая минута, Республиканский штаб шесть (!) часов выяснял статистику по каждому региону, сколько заражённых, сколько контактных. Пока он выяснял, кто, к кому, в какие гости и на какие поминки ходил, страна продолжала НЕ готовиться к ужасу потерь.
Сотрудники Минздрава и МИДа не могли получить внятные команды, когда надо было заказывать и разгружать медицинский товар, когда надо было начинать строить больницы. Главная ошибка, которую допустил Республиканский штаб на начальном этапе, — он не учитывал, принимая решения, мнений специалистов: эпидемиологов, инфекционистов, патологоанатомов. Когда была вспышка заражения в Нарынской области, туда поехал один из лучших эпидемиологов страны Алексей Кравцов, но ему не давали слова, он пытался им говорить, что надо делать, но его никто не слышал и не слушал.
Ещё один показатель отсутствия компетенции у людей в этих штабах — не была даже технически отрегулирована система зум-конференций. Вначале никто никого не слышал. Не был технически обеспечен приём сигналов, чтобы каждый участник совещания слышал, что говорит второй. Не был обеспечен перевод: 20 % участников штабов — неносители госязыка. Штабы проходили на госязыке, и вы понимаете, к чему это приводило, когда 20 % людей, которые должны спасать людей, в искажённом виде получали приказы, а сами протоколы — только на следующий день в лучшем случае, в худшем — на второй, третий. Теперь вы представляете весь ужас тех дней?
— Я видела, что вы не выдерживали. Вы в Твиттере пытались говорить об этом, но, полагаю, вам тоже закрывали рот…
— Ещё как закрывали. Более того, не только мне закрывали рот, но и моему руководителю. Ему бесконечно делали замечания. Главным каналом, который неверно доставлял информацию в Белый дом, который занимался простым лизоблюдством и очковтирательством, был тот самый ныне исполняющий обязанности мэра Балбак Тулобаев (ушёл с должности 8 февраля 2021 года. — Прим.). Любое предложение изменить систему он запрещал, пугал верхней властью. Были даже случаи, когда меня просто не пускали на какие-то очень закрытые заседания штабов, потому что могла снять видео на телефон и передать информацию общественности.
Но тем не менее у Азиза Суракматова хватило политической воли отделить Балбака Тулобаева только на распределение гуманитарной помощи. Азиз Эмильбекович давал возможность работать, он понимал, что я как-то буду информировать общественность, несмотря ни на что. Он был абсолютно солидарен во мнении, что людям надо рассказывать, показывать, объяснять всё, но, к очень большому сожалению, у нас это происходило очень некачественно. У нас были связаны руки. Зато обеспечивала информацией ряд адекватных СМИ, тайная коллаборация…
— Оказывалось давление со стороны властей на врачей и блогеров, которые говорили, что нужна помощь?
— Да, пытались давить. Была такая команда, которая поступила действительно откуда-то сверху. Любопытный эпизод, касающийся среднего звена силовых или правоохранительных, как мы иногда шутим, энкавэдэшных структур, был связан с хорошим опытом работы с руководителем городского управления ГКНБ. Он стремился всегда делать анализ и совсем не вовлекаться в действия, когда нужно кого-то наказать. Он всегда уточнял, пытался проверить, сделать экспертизу хотя бы на уровне коммуникации. У него всегда хватало времени ещё раз с нами лично, в узком кругу обсудить: «Ребята, где опасность? Где мы что-то делаем не так?» Поэтому подряд обвинять всех тех, кто действовал в правоохранительном блоке, будет несправедливо.
Но они вынуждены были опять-таки выполнять директивы, поступающие сверху. Кубатбек Боронов всё время подчёркивал, и это было единственное, в чём он мужественно признаться: «Это решение главкома, давайте не будем его обсуждать, будем делать то, что он сказал. У нас же ЧП, ЧС».
Очень немаловажная роль в искажении информации принадлежит пресс-службе президента, которая создала свой информационный штаб, дозировала любую информацию, создавала пул послушной журналистики. В этом штабе был и Балбак Тулобаев, который вместе с ними бессовестно врал людям. Там всё время врали, когда надо было в марте — это мы сейчас понимаем уже эмпирическим путём — просто кричать на каждом углу о дексаметазоне и об осложнениях, которые могут возникнуть у людей от самолечения. Но ведь СМИ были неаккредитованы, люди не понимали, что такое COVID-19.
Как технолог, считаю неверным и даже преступлением, что в январе и феврале в первых публикациях запрещалось даже употреблять слова «коронавирусная инфекция»! Запрещали употреблять слово «COVID-19» в релизах мэрии и якобы пугать людей. Они считали, что наведёт панику. Хорошо, но тогда почему не слушали профессионалов и не доверяли им, они могли бы всё сделать более продуктивно? Панику во время пандемии никто отменить не может! Поэтому это пандемия! Всё преступление, которое было совершено против человечества, народа Кыргызстана, было совершено в период с января по апрель. Именно действия Республиканского штаба привели к «чёрному июлю».