Раушанбек Сыргаев

Воспоминание дочери Нурайым Раушанбековой
«Мой отец Раушанбек Досматович Сыргаев, полковник милиции в отставке, умер 18 июля 2020 года от пневмонии. Отец многие годы работал в МВД, половину жизни посвятил службе Родине. Он работал старшим оперуполномоченным южного региона по борьбе с организованной преступностью и религиозным экстремизмом, начальником отдела уголовного розыска Ошской области, начальником Управления по борьбе с наркотиками, начальником Южного управления оперативно-розыскного отдела, заместителем начальника Государственной службы по контролю наркотиков, также руководил Узгенским, Ноокатским, Алайским районными отделениями.
7 июля папа почувствовал себя плохо, забеспокоились, решили в срочном порядке сдать ПЦР-тест, так как у него был сахарный диабет. 8 июля сдали тест, к сожалению, ПЦР-тесты папы и мамы оказались положительными. В связи с тем, что у отца был сахарный диабет, решили положить его в больницу, под наблюдение врачей, два дня искали свободное место в больницах.
Температура тела папы поднималась до 37,9°, через некоторое время поднималась до 39,7°, позвонили знакомому инфекционисту, получили консультацию по телефону, не могли найти свободную медсестру, чтобы отец мог получать инъекции.
11 июля мы нашли место в больнице, позвонили в службу 118, и с нетерпением ждали сотрудников мобильной группы до пяти часов вечера. Когда мобильная группа приехала и проверила сатурацию, сатурация была 85. Так, 11 июля отец был госпитализирован в палату для больных средней степени тяжести в отделении гепатологии Ошской областной больницы (а в эпикризе почему-то говорится, что он был госпитализирован в палату среднетяжелых больных). 12 июля мой отец отправил через вотсап знакомому врачу голосовое сообщение: «Как дела, сестра? Я лег в больницу… врача не видел … лежим 3 человека, они легли сюда в полдень, никто не приходил, не осматривал их. Болеют, я тоже болею. Если мы соберем денег и дадим медсестре, может она будет смотреть за нами… как ты думаешь?»
Как я слышала, в то время врачи опасаясь заразиться COVID-19, заходили к больным только один раз в день, когда они не заходили, за больными смотрели только медсестры, а врачи давали консультации только по телефону, теперь я не смогу доказать этого. Только потерявшие близких понимают, что в моих словах есть горькая правда.
13-июля умирает человек, который лежал с отцом в одной палате, сатурация папы упала до 70, и его перевели в реанимацию. В отделении интенсивной терапии был простой самодельный кислородный баллон, у которого часто ломался редуктор, мы искали увлажнитель и кислородную маску. Каждые полчаса заканчивался кислород, мой младший брат стоял рядом, поднимал пустой баллон, менял его на баллон с кислородом. Из-за большого количества больных, медики не успевали сами менять баллон, поэтому мой брат днем и ночью стоял на улице рядом с окошком, держа в руках кислородный баллон. 13-июля, ночью канюля оторвалась от баллона, мы в тот день чуть не потеряли отца. 14-июня, ночью повторилась такая же ситуация, чтобы помочь младшему брату, 15-июля приехал старший брат из Джалал-Абада, отпросившись с работы.  Брат привез с собой костюм СИЗ. Брат в костюме СИЗ ночью зашел в палату наблюдать за отцом, боялся рассоединения канюли, а младший брат держал на улице кислородный баллон, 16-июля папа написал брату, чтобы тот принес лекарственный препарат «Канкор». На вопрос брата об отце, врач ответил, что дали лекарство для сердца. 17-июля отец написал знакомому врачу: «Нужно снизить глюкозу в крови. Срочно!», невольно появляется мысль, что отец сам измерял свой сахар в крови. За отцом наблюдала врач Закирова Жылдыз, которая проявляла халатное отношение, думаю, что лечение отца было односторонним. Создается ощущение, что Закирова Жылдыз передала отца молодому врачу после того, как он попал в реанимацию. Лекарственных препаратов было недостаточно, лекарства «Гепарин», «Клексан» взлетели в цене, их находили с трудом, и соглашались на любую цену. Я ухаживала за мамой, она болела дома. Ездили по городу в поисках витаминов «Рингер» и «С», они тоже подоражали. После того, как нашли лекарства для мамы, не могли найти медиков, в то время в Оше стационары еще не были полностью открыты, в открытых стационарах не было мест, волонтеры все были заняты. Через знакомых нашли медика, привозили ее из дома, после того, как она ставила капельницу маме, отвозили её назад, домой. В той ситуации нас не волновали цены на услуги медработников, как и цены на лекарства. Мама стала чувствовать себя лучше после 3-х дневного получения капельных инъекций.
Мы не говорили ей о том, что отец находится в реанимации, потому что боялись обострения её болезни. 18 июля сатурация моего отца поднялась до 98, медицинские работники говорили, что его будут отключать от кислорода, но папа держался за сердце, снова и снова пил кардиомагнил, мы спросили врача: «Что сделать с сердцем? Ведь у него болит сердце». Медицинский сотрудник ответил, что ему ввели инъекцию от сердечной болезни, мы поверили в то, что ему станет лучше. 18 июля, около шести вечера мой отец умер, медицинский работник написал заключение, что умер от тромбоэмболии сердца. Рядом с отцом был мой младший брат, по его словам, отец позвал его в палату, когда брат зашел, он показал на маску, будто хотел сказать, что она ему надоела, и снял ее. Когда брат говорил ему; «Папа, не снимайте маску», отец упал на его руки, брат крикнул: «Реаниматолога!», стал звать медицинских работников, медики пытались привести отца в чувство, ввели адреналин. Отец пришел в себя на мгновенье, закрыв глаза и ушел навсегда. В областной больнице не было дефебрилиатора… Как жаль! Наша власть из-за неподготовленности к COVID-19, может быть скажет слова оправдания: «Пандемия была по всему миру, в том числе и в Кыргызстане. Даже в сильных державах были потери!», но в тех державах численность населения большая, для населения в 6 млн в день 60-70 смертей, это очень высокий показатель, это по официальным данным. Сколько умерших, которые не смогли попасть в больницы…
Сколько людей потеряли отцов, матерей, дочерей. Может быть, они скажут: «Это смерть, заберет, когда захочет», да, смерть, она пришла. Но мы видели, что такое нехватка лекарств и медиков, пусть никто не теряет своих родителей, братьев, сестер, детей. Никому не желаю болезни, желаю, чтобы пережили вторую волну без потерь».