Семетей Аманбеков — Главный редактор интернет-газеты «Элгезит»

— Какие сложности возникли при освещении событий в период пандемии?
— Первая трудность заключалось в том, что вся наша редакция вынуждена была уйти на удалёнку. Поначалу приспосабливались, немного было сложно работать вне поля и не в офисах, но потом приспособились, поняли, что можно работать удалённо, что информацию можно добывать не в поле, а через интернет и пользователей соцсетей. Во вторую очередь, как мы все помним, Республиканский штаб и комендатура не аккредитовали ни одно СМИ и не давали никакой информации.
— Как это повлияло на вашу работу?
— В стране образовался некий информационный вакуум, когда мы не могли получить ответы на наши вопросы. Выступали на брифингах уполномоченные от штаба и Минздрава, поначалу какие-то вопросы можно было задавать, но и это потом запретили. Вакуум начал заполняться слухами, домыслами, и это привело к тому, что в стране распространилось мнение: коронавирус — это выдумка, его не существует, власть это делает для реализации своих сугубо личных планов. Считаю, тогда Республиканский штаб и руководство страны несут ответственность за то, что не допустили журналистов к источникам информации и не давали её, что позволило наряду с пандемий развиться инфодемии — неверной и искажённой информации. И мы, не имея на руках фактов, первоисточника, не смогли повлиять на инфодемию. Понятно, что журналисты и блогеры по своим возможностям давали информацию о коронавирусе, но не имея первоисточника, мы не смогли подавить инфодемию. К сожалению, после того как закончился комендантский час и карантин, это всё имело плачевные последствия. Народ, уверенный, что коронавируса не существует и никакой опасности нет, начал полностью пренебрегать правилами карантина, что привело к очень печальным последствиям, как мы знаем.
— У людей не было нужной информации. Как-то это ощущалось на редакциях?
— Конечно, ощущалось. Думаю, у всех редакциях так. Во-первых, у них резко повысилась посещаемость сайтов, что подтверждал Google Analytics. Во-вторых, человечество с этим столкнулось впервые, многие наши жители не знали, как себя вести и что делать, и из-за того, что госорганы не давали информацию, люди обращались к журналистам и блогерам. Наша редакция и лично я получали 200–300 писем с различными просьбами, связанными с условиями карантина: можно ли передвигаться или выходить в ночное время, как привезти родственников из России, как найти маски, где купить лекарство. Мы первое время, к сожалению, не успевали на всё отвечать, по возможности отвечали, но спрос людей на информацию был гораздо больше, чем те ресурсы, которыми мы обладали. По возможности мы отвечали и запрашивали ответы на вопросы, даже мой личный фейсбук-мессенджер и почта редакции путались, люди думали, что это штаб, звонили и писали: «Можно ли получить пропуск куда-то? Можно ли выехать на Иссык-Куль? Можно ли приехать в столицу?» Мы не успевали отвечать, но потом как-то научились. Мы обращались в штаб, мэрию, Минздрав и местные органы, но никто не давал нам информацию. Но в конце карантина начала давать какую-то информацию комендатура, а поначалу был коллапс.
— Считаешь ли ты, что штаб вовремя не информировал и это повлияло на распространение коронавируса впоследствии?
— Не то чтобы прям повлияло, но это было одной из причин. Самым опасным последствием пандемии было то, что информационный вакуум заполнялся недостоверными фейками, домыслами. Я был одним из самых активных борцов в интернет-пространстве против тех, кто говорил, что коронавируса нет, что это всё выдумки, что существует некий мировой сговор, которым руководит какое-то мировое правительство, и что комендантский час вводится специально, чтобы остановить всю экономическую деятельность в стране и прикарманить выделенные деньги. Думаю, что, к сожалению, были те, кто специально делал такие взбросы, и были те, кто стал жертвой этого. И чем больше был информационный вакуум, чем больше штаб молчал, тем больше люди убеждались в том, что коронавируса не существует. Это только сейчас, когда коронавирус пришёл и мы увидели смерть наших близких и знакомых, мы увидели реальность. И считаю, что информационный вакуум, который создал Республиканский штаб, привёл к таким последствиям.
— Замечали ли журналисты какие-то разночтения в работе Республиканского штаба и правительства?
— Разночтений было много со стороны не только Республиканского штаба, но и правительства. И поначалу, помню, даже выступающие на брифингах вели себя неуверенно, они давали какие-то разные цифры. Понято, что мы впервые столкнулись с таким и не было общего алгоритма, но разночтения были повсюду, в первую очередь от представителей мэрии, которые говорили одно, потом это опровергалось штабом, потом это же сообщение опровергалось Минздравом. Высказывались разные мнения, и мы, журналисты, неоднократно писали, что правительству и штабу надо подходить ответственно к тому, чтобы посылать людей на брифинг и давать им какую-либо информацию. Потому что в первое время это были абсолютно неподготовленные люди, у которых не было общей координации, не было одной руки, которая объединяла бы всё это. Не было чувства, что штаб, мэрия и комендатура идут по одной линии, всё было противоречиво.
— Как сами журналисты работали в период пандемии, когда не было аккредитации и были ограничения?
— Ну, конечно, работали. Я бы хотел добавить к предыдущему вопросу о противоречии. Например, до сих пор мы, журналисты, не могли понять, для чего комендант Орозалиев выходил на публику и ничего, кроме сухих, по сути, никому не нужных цифр о задержанных в период комендантского часа, не давал? Непонятно было, для чего всё это делалось. Республиканский штаб до последнего давал информацию, что цены на продукты не выросли, но замолчал, когда все журналисты, которые в магазины-то могли ходить, начали показывать, что цены на продукты выросли.
— Работа СМИ в период пандемии?
— К сожалению, в первое время мы все были простыми статистами, которые сидели у экранов телевизоров и ноутбуков, слушали брифинги и передавали цифры о количестве заболевших через наши сайты. Проводить аналитическую работу или сбор данных было запрещено, потому что журналисты, наряду с гражданами, были ограничены в действиях. Вместе с тем многие СМИ приобрели корреспондентов на местах, которые работали по интернету. Если раньше наша работа строилась так, что журналист даёт информацию для пользователей, то в период пандемии образовалась дорога с двусторонним движением: сами пользователи давали журналистам информацию о том, что творится в их регионах. Часто из южных регионов, из Каракола и Таласа, многие жители присылали ролики, обращения, и наша редакция приобрела большую сеть таких фрилансеров, которые просто так делились с нами информацией. К моему удивлению и к удивлению всего журналистского сообщества, даже в условиях сурового карантина журналисты смогли приспособиться и через свои каналы, соцсети и сайты по всей стране вещать о ситуации. Потом руководство страны признавало, что было большой ошибкой лишать журналистов аккредитации, но тем не менее СМИ отработали так, как они могли отработать. Другое дело, пандемия подкосила другие наши возможности. Резко упала реклама, и в этом плане СМИ ощутили финансовую проблему. Мы неоднократно писали правительству и просили его предоставить какие-либо льготы для СМИ, но, к сожалению, ответа не было. Но считаю, что в тех условиях, в которые поставили прессу, журналисты отработали на пять с плюсом.
— В период пандемии очень много ограничений ввела комендатура и парламент начал выдвигать самые разные инициативы по ограничению свободы слова. Депутаты даже приняли пару законов в отношении СМИ. Как ты к этому относишься?
— Имеешь в виду Закон «О манипулировании информацией»? Этот и Закон о СМИ, по которому зарубежным телеканалам дали возможность забирать часть нашего рекламного рынка? Ты же сама говоришь, что кыргызские СМИ в период пандемии очень нуждались в помощи и не получили её от государства, плюс ещё реклама ушла. Но государство в период пандемии приняло решение о том, чтобы помочь российским телеканалам функционировать в Кыргызстане, а наши, кроме запретов, ничего не получили.
Да, было очень удивительно и страшно неприятно узнать, что в период пандемии, когда не только журналисты, но и в целом вся страна переживала не самые лучшие времена, правительство начало продвигать два этих одиозных и вредных, по моему мнению, законопроекта. Понятно, что депутаты хотели успеть до завершения своей работы принять эти законы. Это, наверное, совпало с пандемией. Но удивляло другое: несмотря на очень сильное сопротивление со стороны как медиасообщества страны, так и в целом всего населения, эти законопроекты упорно продавливали. Я был участником прямых эфиров и дебатов о Законе «О манипулировании информацией», где я депутату Марлену Маматалиеву откровенно говорил, что закон сырой, спрашивал, нужен ли этот закон, да ещё такой сырой. На что депутат ответил, что закон надо дорабатывать и что, вероятно, депутаты не успеют его принять и он останется на следующий созыв. Но, как оказалось, либо он лукавили, либо ему неправильно информацию дали. Они молниеносно приняли этот закон в трёх чтениях. Лично я воспринял это как вмешательство извне: наши могущественные соседи попытались провести этот закон, чтобы в таких неустойчивых ситуациях журналистов можно было зажать законодательно или финансово, а где-то вообще прикрыть. Поэтому и думаю, что это был совет извне, так как шло очень сильное и могущественное лобби. Я узнал, что, к сожалению, этот Закон о СМИ подписали, но у главы государства хватило понимания, что Закон «О манипулировании информацией» подписывать не нужно, особенно в такой трудный для страны момент, и он вернул его на доработку, а по Конституции он не может налагать вето. Надеюсь, что седьмой созыв пересмотрит этот закон и если его примет, то в другом виде. Меня часто спрашивают, какой должен быть закон. Нужен он или нет — большой вопрос. Например, в США, где проблема фейкньюс стоит на национальном уровне и считается угрозой нацбезопасности, где, как мы знаем, выборы президента сопровождались массовыми DDOS-атаками и вбросами фейков, даже они боялись принимать такой закон, потому что он может поколебать другого могущественного кита, на котором стоит демократия страны, — свободу слова. Даже они не рискуют, а вот мы, оказывается, идём впереди планеты всей и, может быть, подражаем России. Даже в «пакете Яровой» этот закон сейчас не работает и оказался недееспособным. Но если мы думаем, что закон нужен, то, считаю, он должен регулировать фейки, а закрывать СМИ и их страницы имеет право только суд по нашей Конституции. Закон должен рекомендовать, что если СМИ занимаются распространением недостоверной информации, то можно рассматривать их ответственность в рамках Уголовного кодекса или Кодекса о проступках. И выяснять, фейковая новость или нет, сегодня не может ни один госорган. Госорганы в лице Минкульта, МВД и специально созданной комиссии, куда войдут медиаэксперты, представители гражданского общества, журналисты и правозащитники, должны сначала требовать экспертизу, потом выносить предупреждения. Но когда речь идёт о блокировке или закрытии СМИ, то это должно быть в компетенции суда и в Конституции. Есть понятие «презумпция невиновности». Никто не имеет права признавать новость фейковой и обвинять кого-то, никто, кроме суда. И в целом считаю, что если принимать закон, то только так, потому что это большая беда всего мира.
— Почему всё это происходит у нас в период пандемии? В период пандемии не разрешали свободным журналистам освещать ситуацию, инициировали такие законопроекты, которые могли подавить свободу прессы. Чего добивалась власть? Хотела закрыть рот свободным СМИ?
— По моему мнению, то правительство, которое несёт общую ответственность за всё, что с нами произошло в период коронавируса, за гибель полутора тысяч людей, тогда, возможно, не хотело подвергаться критике, не хотело прозрачности в своей деятельности. Но я, конечно, не следствие и не суд. Возможно, тёмные махинации хотели проворачивать в условиях отсутствия общественного надзора, поэтому, считаю, воспользовались пандемией, воспользовались режимом ЧС, а потом режимом ЧП, чтобы полностью отстранить журналистов от процессов в подготовке к борьбе с коронавирусом, — это первое. Второе, в общем медиасообщества и журналисты стали реальной угрозой для властей: журналистские расследования, постоянные уколы и укоры властям по поводу некомпетентности даже в том, чтобы скрыть преступные деяния, а также нахождение под объективами журналистов – при таких условиях пандемия спустилась сверху как манна небесная, чтобы прикрыть рот всем независимым СМИ и журналистам. Поэтому, считаю, они воспользовались этим и не аккредитовывали никого. Поэтому, считаю, власть вместо того, чтобы использовать журналистов для улучшения её работы, для улучшения прозрачности деятельности, для борьбы с коррупцией, для применения технологических новшеств и прогресса, наоборот, увидела в них угрозу и постаралась устранить, чтобы прикрыть некомпетентность, скрыть злые, тёмные и халатные деяния. В любом демократическом, правовом и цивилизованном обществе власть тесно работает с журналистами. Журналисты для властей индикаторы, по которым они мерят, сколько доверия у населения, насколько прозрачно работают госорганы. Но вместо того, чтобы пользоваться этими индикаторами, они в очередной раз стараются их заткнуть. Я ещё раз говорю: у президента хватает правильных взглядов на процессы и он что-то пытается делать — вернул закон, не подаёт в суд на журналистов, в отличие от другого президента, и не занимается гонениями. Но силы вокруг правительства и парламента не стараются это видеть, видят в журналистах угрозу и всеми силами от них избавляются.
— Почему ты считаешь, что президент обо всём этом не знает?
— Не говорю, что не знает. Но в Конституции, которая была принята при Атамбаеве, заложено много мин замедленного действия, которые сейчас взрываются. И все спрашивают: почему президент не возглавил штаб во время пандемии, почему он не дал указание правительству, не ввёл жёсткие карантинные меры? Ребята, почитайте Конституцию — по ней он не имеет права давать указания правительству, у нас парламентская республика, которая формирует правительство. Де-факто, возможно, он имеет право, но по Конституции — нет. А что будет завтра, когда он уйдёт и все начнут его спрашивать, почему вы давали указания? Вот из-за таких мин замедленного действия глава государства не может полноценно участвовать в подавлении негативных последствий. Я уверен, что он намного больше знает и видит. Вы можете представить, чтобы в период правления Атамбаева было столько негатива и столько нападок лично от журналистов и от интернет-пользователей? Было бы возбуждено много уголовных дел или были бы поданы против СМИ многомиллионные иски.